По дороге из Риги на Кубок мира по шахматам в Ханты-Мансийске гроссмейстер Алексей Широв принял участие в IV сессии Шахматной школы Северо-Западного федерального округа. Появление на детских занятиях шахматиста такого высокого уровня явление по нынешним временам очень редкое и вызвало у ребят живой интерес. Журналист Сергей Голиков (родитель одного из учеников школы) взял интервью у знаменитого гроссмейстера.
С.Г.: Алексей Дмитриевич, вспомните, как Вы пришли в шахматы?
А. Ш.: Мой папа играл в шахматы, участвовал в турнирах в Риге. Однажды в блице он обыграл самого Михаила Таля. Михаил Нехемьевич уже имел выигранную позицию, но из-за ограниченности времени зевнул.
Папа научил шахматам моего старшего брата, который стал учить меня, но со мной всё было не просто. Первая попытка брата привить мне интерес к шахматам была сделана, когда мне было пять лет. Однако вскоре мне эта игра показалась скучной, и я перешёл на шашки. Впрочем, брат от меня всё-таки не отстал, и когда мне было уже семь лет, вновь вернул меня в шахматы. Было это в марте 1979 года. Естественно, лучшим соперником я считал папу, и постоянно надоедал ему с просьбами поиграть. Вскоре папе это надоело, и в результате в мае 1979 года я оказался в рижской шахматной школе.
Мне очень повезло с моим первым тренером МС по шахматам Вией Яновной Рожлапой, поскольку она никогда не ругала своих учеников, а лишь поправляла, когда мы плохо играли. А у меня по началу действительно были достаточно большие сложности, поскольку мои тогдашние амбиции значительно обгоняли мои возможности. Мне хотелось всё время побеждать, а мои соперники не спешили с этим соглашаться и часто меня огорчали. Я много читал шахматных книг, и почти всё время носил с собою шахматную доску. Во всяком случае, маленькие магнитные шахматы жили в моём ранце постоянно.
Мои бывшие одноклассники сочинили даже легенду, будто видели меня за шахматной доской даже во время уроков.
С. Г.: Вопрос, который, наверное, волнует многих юных шахматистов, а как Лёша Широв сочетал серьёзные шахматные нагрузки с учёбой в школе?
А. Д.: Откровенно, учился в школе я не очень хорошо. Троечки-четвёрочки. Отметки меня мало интересовали, поскольку главное, к чему я стремился – это не перегружаться.
Может быть, покажется странным, на фоне моих успехов в шахматах, но наибольшие проблемы в школе у меня возникали с математикой. Даже физика мне давалась легче. Для себя я нашёл такое объяснение, что шахматы занимали в моей голове столь большую долю логических построений, что на математические формулы места не оставалось.
С.Г.: При этих Ваших словах неуспевающие ученики должны воспарять духом. Но Вы упомянули о шахматных успехах.
А.Д.: Первый турнир, в котором я участвовал, было первенство Риги до 11 лет, когда мне было семь. Я хорошо сыграл в отборе и прошёл в финал, но там меня, конечно, ждали более сильные ребята. Тем не менее, по итогам турнира мне присвоили четвёртый разряд.
С.Г.: Четвёртый разряд в семь лет по сегодняшним меркам уже мало.
А.Д.: Тогда это было нормально, а я следил, чтобы оставаться сильнейшим по своёму году. В 11 лет я уже выполнил норму КМС, а вот стать мастером относительно долгое время не получалось. В 1986 году, несмотря на приглашение, я даже не поехал на первую сессию возродившейся Шахматной школы Ботвинника-Каспарова, предпочтя ей, участие во взрослом чемпионате Латвии, в котором поделил 3-4 место, но до нормы мастера мне не хватило одного очка.
С.Г.: Но всё-таки насколько я знаю, Вы участвовали в шахматных школах.
А.Д.: Отказаться от приглашения в шахматную школу Ботвинника было делом очень рискованным, вторично могли не позвать. К счастью, мне повезло, меня пригласили на следующую сессию школы.
Сессии проводились два раза в год, и таким образом я побывал на второй сессии в 1986 году, на второй же – в 1987 и на первой – в 1988. Длились они дней восемь-десять, из которых два дня ученики показывали свои партии Ботвиннику, два – играли тренировочные партии между собой, потом ещё два дня разбирали сыгранное и дня два выделялось на сеансы одновременной игры с Гарри Каспаровым.
В первом же сеансе одновременной игры с Гарри Каспаровым мне единственному из 12 учеников удалось сделать ничью, остальные проиграли.
Всё, что рассказывал Каспаров для меня было очень интересно. С Ботвинником я ощущал некоторый дискомфорт. При моём огромном уважении к Михаилу Моисеевичу, на многие вещи в шахматах я уже смотрел по иному, нежели он, всё-таки ему уже было 75 лет. Но вот возражать патриарху советских шахмат было трудно, Ботвинник не любил мнений отличных от его.
С.Г.: Сравните, пожалуйста, шахматные школы Ботвинника-Каспарова и СЗФО, в которой Вы участвуете сейчас?
А.Д.: Сравнивать сложно, поскольку между этими школами - годы. Однозначно, юным шахматистам надо стремиться на такие занятия. Они очень полезны, и замечательно, что РШФ стала планомерно поддерживать эти инициативы. Но требуется больше усилий. Я сам, в память о тех сессиях школы Ботвинника, с удовольствием поделюсь опытом с подрастающими талантами на сессии Шахматной школы СЗФО.
В школе Ботвинника, на мой взгляд, мало времени уделялось актуальным шахматам, последним веяниям, и этот момент в своих занятиях в школе СЗФО я постараюсь учесть. Зато там была меньшая аудитория учеников, 10-12 человек, что позволяло найти индивидуальный подход к каждому участнику. На IV сессию Шахматной школы СЗФО приехал 31 юный шахматист, и здесь количество труднее перевести в качество.
С.Г.: Алексей Дмитриевич, а когда Вы поняли, что станете профессиональным шахматистом?
А.Д.: К окончанию школы я стал задумываться над своим будущим, и прекрасно понимал, что, если я хочу чего-то добиться в других областях, то шахматы отнимают у меня достаточно много времени и сил. И тут в девятом классе я выиграл первенство мира до 16 лет. После этой победы я уже не сомневался, что буду только шахматистом.
С. Г.: Помните подробности той виктории?
А.Д.: Конечно, очень отчётливо. Чтобы попасть на чемпионат мира по шахматам до 16 лет в румынском городе Тимишоара, надо было пройти отбор. В частности, я соперничал за выход с тогдашним представителем Ленинграда Гатой Камским, и оказался сильнее.
На самом чемпионате моим главным соперником был киевлянин Илья Гуревич, который в то время уже представлял США. Весь турнир мы буквально шли с ним нога в ногу. В третьем туре сыграли между собой в ничью. В четвёртом я сыграл в ничью, а Гуревич выиграл и обошёл меня на полочка. Так продолжалось до предпоследнего тура, когда Илья оступился, и теперь уже я обходил его на полочка.
В последнем туре я играл с марокканцем Хишемом Хамдуши, ныне представляющим Францию. Илья Гуревич внимательно наблюдал за развитием моей партии, и когда увидел, что я выигрываю, то так расстроился, что в итоге сам проиграл.
Впрочем, через два года мы вновь встретились с Ильёй Гуревичем на чемпионате мира до 20 лет и набрали одинаковое количество очков. Однако по дополнительным показателям он стал чемпионом, и таким образом взял у меня реванш.
С. Г. Ваши шахматные успехи хорошо известны, а можете назвать тех людей, тренеров, которые помогли Вам взойти на шахматный Олимп?
А.Д.: Мне кажется, меня нельзя считать продуктом школы Ботвинника-Каспарова, хотя я ей и очень благодарен. Всё-таки я из латвийских шахмат. До 11 лет мной занималась Вия Яновна Рожлапа, а потом, когда мои потребности возросли, в моей шахматной биографии появились другие латвийские шахматисты Янис Клованс, Игорь Раусис, Александр Шабалов. С 14 лет меня стал тренировать Владимир Константинович Багиров, который реально работал тогда только с лучшими шахматистами. С 1987 года также началось плодотворное сотрудничество с Зигурдсом Ланкой. Естественно, что мой прогресс в шахматах пошёл значительно быстрее.
С.Г.: Вашу игру сегодня часто сравнивают с игрой Михаила Таля, в значительной мере считая Вас его продолжателем в шахматах.
А.Д.: В 1979 году, когда я только пришёл в шахматную школу, Михаил Таль выиграл турнир в Риге, а вскоре и турнир в Монреале. Понятно, что его имя было для меня в шахматах заветным ориентиром.
Наша первая встреча состоялась, когда мне было 11 лет. Тогда тренер Таля Александр Кобленц показал ему одну из моих партий.
Таль очень удивил меня обращением ко мне на Вы. Кто я был перед ним – одиннадцатилетний мальчишка, а в этом «Вы» чувствовалось уважение большого Мастера.
Запомнилось также, что Таль уделял большое внимание плану в игре. К примеру, он просил меня показать ход. Я показывал. Он предлагал продемонстрировать следующий и далее, таким образом заставляя меня мыслить многоходовыми комбинациями.
Расставаясь с Талем, я спросил его, чтобы он посоветовал прочитать из его книг. Но скромный Мастер вновь удивил меня, рекомендовав приобрести книгу Геллера. Её я купил, прочитал, но вскоре всё равно стал изучать шахматы по Талю.
С. Г.: Многие сегодняшние большие шахматные игроки не в состоянии сочетать игру с обучением подрастающего поколения. Как Вы выходите из этого положения?
А.Д.: Я уже лет пять совмещаю практическую игру с чтением лекций. Но обычно я свои лекции записываю на камеру, и поэтому выступаю перед аудиторией не в живую. Это, безусловно, экономит время, но и лишает отклика. Во всяком случае, мне всегда казалось, что когда я что-то рассказываю в живую, то и получаю подпитку и для себя. Так и на этой сессии Шахматной школы СЗФО, разбирая партию с учениками я почувствовал, что некоторых моментов я не вижу. Следовательно, мне над этим надо поработать и надеюсь до Ханты-Мансийска исправить.
С.Г.: Что Вы можете сказать об учениках Шахматной школы СЗФО?
А. Д.: Я убедился, что эти ребята достаточно хорошо видят тактические идеи, но большинство из них допускают ошибки в точном расчёте вариантов. Особенно чётко, это проявилось, когда я дал им эндшпильные задачи, где был необходим длинный и неспешный анализ.
С. Г.: А какие Вы видите основные проблемы детских шахмат?
А. Д.: Сейчас тренеры начинают заниматься с учениками с очень раннего возраста. Такие занятия должны быть очень облегчённым и вместе с тем привлекательными для детей. Им должно быть интересно. А, когда ребёнок достигает уровня 1 разряда-КМС, его надо научить правильно использовать имеющиеся современные технические возможности. К сожалению, для многих тренеров старшего поколения это невозможно, и они задерживают развитие юного шахматиста.
Но здесь имеется и другая крайность. Нельзя учить ребёнка заучивать ходы компьютера. Железный друг может выступать лишь как подсказчик, а работать за шахматной доской должен человеческий мозг, тогда эволюция будет продолжаться.
С. Г.: Спасибо, Алексей Дмитриевич, за подробные ответы. Каким Вы видите своё будущее в плане работы с юными шахматистами?
А.Д.: Сейчас общая ситуация, на мой взгляд, меняется к лучшему. Главным образом, за счёт увеличения числа энтузиастов, которым дороги шахматы. Надеюсь, в Латвии будут созданы новые структуры для развития детских шахмат.
И поскольку я живу в Риге, по соседству с Северо-Западным федеральным округом России, то надеюсь, что и в будущем мне удастся поработать на сессиях Шахматной школы СЗФО, с организаторами которой у меня сложились хорошие отношения.
|
Главная страница 
